Копчёное солнце лениво в закат ползёт.
И я, близоруко щурясь и кутаясь в плед,
Гляжу отрешённо в пылающий горизонт.
Я дон Кихот в отставке, мне четыреста лет.

По меркам всемирной истории я никто:
Не рыцарь, не бес, не какой-то взбалмошный фрик,
Доспехи не в тренде — на мне от кутюр пальто,
Я самый обычный и неприметный старик.

Отнюдь не герой-любовник, не донжуан,
Ведь каждая ночь растворяется в пене дней,
А каждая донна наутро теряет шанс
Стать первой из тысячи встреченных дульсиней.

Я разочарованный странник, я вещь в себе,
Мой шёпот похож на зловещий киношный смех.
Да, жизнь есть борьба, и я в этой своей борьбе
Обрёл целый мир. И, наверное, это грех.

Нет смысла сражаться, здесь нынче иной расклад:
Мои ветряные мельницы схлопнулись в пыль,
На древних руинах отгрохали город-сад,
Но если всмотреться — крапива, полынь, ковыль.

Порою мне чудятся призраки средь живых —
Похоже, что с возрастом зренье чудит-шалит —
В витринах, как в зеркалах безнадёжно кривых,
Я вижу себя, и в руках моих меч и щит.

Нет, я не сошедший с ума. В этом царстве снов
Романтики вымерли — с кем мне играть в войну?
Бесстрашные пешки побили своих тузов,
Им скучно, их развлечение — выть на луну.

Смиренные ангелы пафосно бьют в там-там,
Схоронены все томагавки под до-минор,
А верные оруженосцы остались там,
В сказаньях былых про драконов и мантикор.

Но нам, персонажам наивных седых легенд,
Плевать, кто тут царь, кто тут шут, кто тут враг и друг.
И я, дон Кихот, ожидаю свой хэппи-энд,
Любуюсь закатом и просто курю бамбук.